– Мы прибыли к правителю по личному делу! Мы говорим правду! Доложите о нас! Скажите: пришли братья из Кириаф-Арбы и привели с собой Вениамина.
– Всю вашу ораву впустить к Цафнаф-пенеаху? Чтобы я потом лишился из-за вас места?
– Почему?
– Потому что у вас вид проходимцев.
– Вы не очень-то вежливы.
– А почему я должен быть с вами вежливым? Таких, как вы, у нас навалом! Так и прут отовсюду! И всем чего-то надо!
– Этот жаргон просим к нам не применять! Вы же еще не знаете, кто мы такие!
– И кто же?
– Сначала пропустите нас к правителю, а потом мы вам скажем!
Стражник, видя, что перебранка с решительно настроенными чужеземцами принимает постоянный характер, плюнул на землю и нехотя пошел с докладом во дворец.
Сыновья Иакова остались стоять перед входом, привлекая нездоровое внимание своей напористостью и шумливостью. Но очень долго ждать им не пришлось. С противоположной стороны дворцовой площади появилось несколько человек, среди которых нетрудно было разглядеть внушительную фигуру Симеона.
– Вот вам, забирайте! – презрительно кинул один охранник, толкнув Симеона в спину.
Иосиф, затаив дыхание, наблюдал за ними из небольшого окошка в верхнем этаже дворца. Если бы они подняли головы, то увидели бы его, припавшего к оконной раме и жадно ловящего каждое их движение, каждый возглас...
– Симеон! Голубчик! Братец! – заголосили сыновья Иакова, плотно окружив потерянного брата. – Слава Господу! Мы уже не надеялись увидеться с тобой! Нам так тебя не хватало!
– Так где же вы тогда пропадали, несносные вы мои? – ответил Симеон, поочередно рыдая у каждого на груди.
– Нужно было дойти до крайнего голода, чтобы победить упрямство отца. С каждым годом он становится все более невыносимым, – пояснил Рувим, ласково гладя Симеона по плечу.
– К сожалению, это так, – подтвердил Иуда.
– Целый год! Подумать только! Вот она, отцовская любовь! – Симеон вытер слезы широкими ладонями.
– Ты же знаешь, что отцу всегда были важны только два его сына, – ответил Иуда и посмотрел на Вениамина. – Ты, конечно, не виноват в этом, мой мальчик. Да и Иосиф не был виноват...
Иосиф, слушая их, беззвучно плакал.
Рувим попытался сгладить неловкий момент.
– Но что же нам теперь делать? – спросил он.
– Бежать нужно отсюда, пока не поздно! – ответил ему Иссахар, как всегда, желая словчить.
Никто не пошелохнулся, находясь в плену сомнения. Немногословный Левий был матер на жесткие выводы:
– Значит, дадим деру? Нет возражений?
В пылу всеобщего замешательства Симеон принял позу мученика, скрестив на груди руки, сжатые в кулаки и задрав вверх голову.
– Пойдемте же! Заберите меня из этого карцера!
Все ринулись прочь от дворца.
Внезапно раздался крик Завулона:
– А как же зерно?
Все разом остановились и переглянулись.
– Тебе легко рассуждать, Симеон, – почесывая затылок, сказал Иуда. – Ты весь этот год сидел на казенных харчах, нужды не зная. Пополнел вон... А у нас там семена были на счет, понимаешь? Изголодались мы...
– А неволя? – возразил Симеон. – Это вам просто так, что ли? Ведь поймите же вы, что нет гарантии, что нас всех не бросят в тюрьму, не сделают рабами! Или хотя бы одного из нас! Вениамина, к примеру! Зачем тогда этот правитель его так добивался? Молодого раба захотел!
– Не паникуй! А что, если он только того и ждет, чтобы схватить нас при попытке побега?
– Какого побега? Мы – свободные люди! – Симеон подбоченился.
– Давно тебя из тюрьмы выпустили? – прозвучало ехидно.
– В этом-то все и дело! Я знаю, что это такое! Прозрите же вы, несчастные! Семена купим в другом месте! Не проблема!
– В каком это другом? – попытался отрезвить его Иуда. – А ну-ка, подскажи, раз ты такой умный!
Назревала драка. На стороне Симеона были: Левий, Иссахар и Рувим. Остальные занимали позицию Иуды. Еще одно невпопад брошенное слово, еще одна непотушенная искра... и сыновья Иакова в который раз возьмутся пересчитывать друг другу зубы. А заодно считать количество заслуг каждого из них перед отцом...
– Довольно, – сказал Иосиф слугам. – Так они могут натворить немало бед. Идите и оповестите их о моем приглашении и препроводите их в мой дом.
После короткого, бойкого и безалаберного препирания сыновья Иакова последовали за своими провожатыми в дом Иосифа. Комментарии были излишни. Подозрения – слишком очевидны. И если бы слуги правителя были помалочисленнее... Кто знает, какие опрометчивые действия могли бы совершить эти, зачастую абсолютно неуправляемые люди.
К полудню Иосиф подъехал к своему белому дому. Сердце трепетало у него в груди. Чтобы остаться до поры незамеченным, он вошел через задний ход и, поднимаясь по черной лестнице, услышал в гостиной знакомые голоса и приостановился. Его «дорогие» братья находились так близко и одновременно так далеко от него...
В его кабинете на полу сидела Асенефа и с крайним вниманием глядела в маленькое отверстие в стене.
– Ну, что? Как тебе они?
– На вид – нормальные люди, только чересчур возбужденные.
– Дай-ка я посмотрю...
Иосиф прильнул к отверстию.
– Да, вот они, мои одиннадцать братьев. Все в сборе, – Иосиф отодвинулся от стены. – Асенефа, умоляю, подскажи, как мне им открыться? – он озабоченно обхватил руками плечи и опустил подбородок на грудь.
– Ты уверен, что обязательно должен это сделать? Может быть, ограничишься только этим приемом? Я не хочу, чтобы ты так переживал, – Асенефа смахнула слезу со щеки. – А за последний год... сам знаешь... ты стал... излишне замкнут. И, самое главное... Ты действительно хочешь это сделать?
Иосиф растерянно посмотрел на жену.
– Не знаю...
Послышались негромкие шаги за дверью.
– Таппуах! Тарик! – облегченно воскликнул Иосиф. – Вот молодцы, что пришли! А почему вы оба такие возбужденные?
Таппуах застенчиво улыбнулся.
– Что касается меня, то я пришел посмотреть на твоих настоящих братьев.
По лицу Иосифа пробежала тень.
– На настоящих, говоришь? Ну, посмотри, – сказал он, приглашая своего секретаря к отверстию.
– Да, ничего, – сказал Таппуах с детским изумлением, глядя в маленькую дырочку. – Красивые и бравые. Только очень злые, как я знаю. Я их не люблю.
– Ну, а ты, Тарик, что скажешь? – спросил Иосиф, как всегда ожидая от виночерпия какого-нибудь меткого словечка.
– Любовь все переносит. Нет, я не горю желанием поскорей увидеть твоих братьев, потому что знаю, что какими бы они ни были, ты все равно их простишь, – кротко ответил тот.
Встреча прошла чинно и без больших эмоциональных излишеств. Такой ее наметил Иосиф и в этом стиле он постарался выдержать ее до конца. Очень постарался.
– Все вы знаете мой нелицеприятный характер. Сегодня к себе на обед я пригласил наших друзей-пастухов из Ханаана, – оповестил Иосиф собравшихся.
Братья выглядели испуганно-смиренными и слишком пассивными, что, по всей вероятности, было результатом их прежних опытов.
Они принесли ему в дом дары: несколько бальзама и несколько меду, стираксы и ладану, фисташков и миндальных орехов, и поклонились ему до земли.* Белизна гостиной отражалась чистотой и свежестью на их лицах, проникая в каждую черточку и разглаживая глубоко залегшие морщинки. Наверное, поэтому, а может, и почему-то другому, у Иосифа возникла искренняя, неподдельная симпатия к ним. Он спросил их о здоровье, и сказал:
– Здоров ли отец ваш старец, о котором вы говорили? Жив ли еще он?
Они сказали:
– Здоров раб твой, отец наш; еще жив.
И преклонились они и поклонились.
И поднял глаза свои, и увидел Вениамина, брата своего, сына матери своей. Иосиф узнал его лишь потому, что он был одиннадцатым и самым молодым среди них. Сходства с воспоминаниями о шестилетнем сыне Рахили не было никакого.
И сказал:
– Это брат ваш меньший, о котором вы сказывали мне?
Они кивнули.
И, помедлив немного, он воодушевленно произнес:
– Да будет милость Божья с тобою, сын мой!**
Эти благословенные слова вырвались из самых глубин его израненного сердца и отозвались в каждом из сердец его несведущих братьев.
Но после этих слов Иосиф почувствовал, что вот-вот упадет. Внезапное головокружение заставило все заплясать перед ним в бешеной, дикой пляске, а звуки сделало глухими и отдаленными. Он покачнулся и, сделав нетвердый шаг в сторону, обхватил обеими руками витиеватую колонну. Потом, почти наощупь, держась за стену, вышел из гостиной. Присутствующие замерли в ожидании.
Иосиф вошел во внутреннюю комнату*** и упал на диван. Слезы фонтаном брызнули из его глаз и он, низко нагнувшись, заплакал навзрыд. Но это уже не были слезы обиженного, оставленного подростка. Плакал человек, осознающий всю трагедию своей разрушенной, растоптанной, раздавленной семьи.
В дверь осторожно просунулся Таппуах.
– Тебе нужна помощь?
Иосиф поднял залитое слезами лицо.
– Нет, спасибо... А впрочем, принеси мне кувшин с водой, таз и полотенце, чтобы умыться. Я должен возвратиться к ним.
– Да, но скажи мне: ты в порядке?
– Я потерял силы, Таппуах. Надеюсь, – ненадолго.
И, умыв лицо свое, вышел, и скрепился и сказал:
– Подавайте кушанье.****
Тяжелый камень лежал у него на сердце и он, больше ничего не произнося, обводил присутствующих бесстрастным взглядом.
Были принесены массивные столы и пододвинуты добротные скамьи.
Друзьям-пастухам из Ханаана, как почетным гостям, был накрыт стол в центре зала. Они робко и неуклюже приблизились к нему и постарались усесться за него как можно скорее, чтобы не привлекать лишнего внимания. Они сели друг напротив друга по пятеро с каждой стороны, тогда как Вениамин оказался в торце, и когда он посмотрел вдоль стола, то увидел правителя, восседающего, согласно своему высокому положению, на особом возвышении впереди и пристально его рассматривающего.
– Что он на меня так уставился? – тихонько спросил Вениамин у Симеона, сидящего рядом.
– Не смотри на него! Лучше опусти голову, – жарко прошептал Симеон и тайком огляделся. – Какая нервозная обстановка...
Несколько приглашенных придворных тоже сидели отдельно, на приличном расстоянии. У египтян бытовал высокомерный обычай: не есть вместе с евреями. Среди придворных не было ни одного египтянина. Однако они строили из себя таковых.
Тарик и Таппуах вполголоса переговаривались между собой:
– Видал? Сколько в этих, так называемых братьях, еще осталось заносчивости! Если ее черпать, то и за сто лет, наверное, не вычерпаешь! – возмущался Таппуах. – Ишь ты... Расселись тут...
– Остынь немного. Не ты их сюда пригласил, – терпеливо отвечал Тарик. – И разве ты не заметил, как они оробели?
– Как же! Волки в овечьих шкурах! Я некоторых из них запомнил еще с того дня, когда они его продавали... Вон того, величавого и вон того, суетливого, что сидит рядом с молоденьким...
– Да ты просто ревнуешь, Таппуах! Признайся!
– Вовсе нет, Тарик, вовсе нет!
Когда начали преподносить кушанья, сыновья Иакова вновь были страшно удивлены: еда им поставлялась строго по старшинству, причем доля Вениамина была в пять раз больше, чем у остальных.
– Что за наваждение... – пробормотал Иуда.
– Мы стали его беспомощными жертвами, – ответил Симеон. – Он все про нас знает.
– Это какая-то мистика... – задумчиво сказал Рувим. – Я ничего не понимаю.
– А по-моему, все мы голодны и надо подкрепиться, – сказал Иссахар.
– Везде ты ищешь выгоду, – одернул его Левий. – А если пища отравлена?
– Смотрите! – воскликнул Завулон довольно громко. – Вениамин...
Драгоценный сын Иакова преспокойно уписывал царские яства за обе щеки, даже не прислушиваясь к тому, о чем говорили его братья.
Таким образом, дело разрешилось само собой.
Когда день склонился к вечеру и все были достаточно навеселе от обилия всего и вся, братьев, по приказу Иосифа, препроводили в самую лучшую, заранее оплаченную гостиницу, предварительно нагрузив их зерном и другими припасами до отвала.
Однако же, они не забыли сунуть управляющему положенную плату и в веселии отправились на покой.
Иоханан, управляющий Иосифа, с облегчением хлопнул в ладоши и сказал сам себе: «Ну, все. Дело сделано. Пусть теперь эти родственнички убираются обратно в свой Ханаан».
Человек уже немолодой и изрядно утомленный, он как можно неслышнее вошел в дом, но тут же услышал голос своего господина:
– Иоханан, поднимись ко мне в кабинет.
«Только этого мне не хватало в такой поздний час, – подумал управляющий. – Непременно сейчас ему нужно что-то решать... Совсем меня хочет доканать».
Увесистой поступью он поднялся по высокой лестнице.
Иосиф сидел за квадратным столом, инкрустированным гранатом и сердоликом, и задумчиво вертел в руках большую серебряную чашу.
– Все выполнено, господин мой, как повелели, – осторожно произнес управляющий.
– Хорошо, хорошо, Иоханан, – отозвался Иосиф, продолжая внимательно рассматривать чашу. – Только боюсь, что тебе сегодня придется сделать кое-что еще.
– Что-то не так, господин?
– Все так, все так... Да ты сядь, пожалуйста, – Иосиф поднял голову и сделал неопределенный жест рукой.
– Что же все-таки случилось?
– Ничего. Просто я понял, что не могу их вот так отпустить.
– Ладно... Значит я сейчас возвращусь к ним и скажу, что завтра Вы снова хотите их видеть.
– Ни в коем случае! – вспыхнул Иосиф и со стуком поставил чащу на стол. – Так – нет!
– Тогда как?
– Я думал... Я не знаю... Я... сомневаюсь.
– Да, Вы порядком извелись, господин. И на что они Вам только сдались? Мне помнится, что они когда-то очень плохо с Вами обошлись, судя по некоторым Вашим словам. Хотя конкретно я не в курсе. Но вижу, что Вам это определенно не на пользу.
– Да, ему это совсем не на пользу! – послышался женский голос. – Это вредит ему! Иоханан, повлияйте на него, пожалуйста!
Иосиф вскинул недовольный взгляд туда, откуда донеслись эти слова. Асенефа, в розовом балахоне для сна и с крайне озабоченным видом, появилась из противоположной, тайной двери кабинета с намерением войти внутрь и принять участие в волнующем ее разговоре.
– Асенефа, иди назад. Я тебя не приглашал, – строго сказал ей Иосиф.
В подобном тоне он обращался к ней впервые. Она сдавленно глотнула и молча вышла.
Иоханан тоже почувствовал себя неловко и нетерпеливо заерзал на диване.
– Вот что, Иоханан, – произнес Иосиф после затяжной паузы. – Сейчас ты возьмешь монеты, которые тебе заплатили мои братья... Они ведь тебе заплатили? Так вот. Возьмешь их и, как в прошлый раз, положишь каждому из них в мешок с зерном. Да так, чтобы тебя никто не заметил. Это будет нетрудно сделать, ведь их верблюды и ослы вместе с мешками стоят во дворе. А если кто что спросит, скажи, что я приказал. Подожди, это не все. Главное. Вот эту мою серебряную чашу, которая считается чудодейственной, что вроде бы с ее помощью можно определить, отравлено ли вино, ее ты положишь в мешок Вениамина, моего младшего брата. Наверное, ты успел заметить, что его одежда и все атрибуты не такие, как у прочих братьев. Даже его мешок выделяется своим особым качеством, потому что Вениамин – любимец отца. На этом мы и сыграем. И это еще не все. Завтра на рассвете они отправятся в обратный путь, и твоя задача будет заключаться в том, чтобы догнать их, обвинить их в краже и вернуть сюда. Безусловно, ты поедешь не один.
Иоханан был поражен.
– Но как можно, господин... Ведь это же ложь. Как можете Вы совершать такое? И для чего? Чтобы теперь засадить в тюрьму Вашего младшего брата? Но ведь он же невиновен! Знает бог Сет, что я служу Вам верой и правдой уже десять лет и глубоко Вас уважаю, но такое... Может быть, Вы нездоровы?
Иосиф странно усмехнулся.
– Я здоров, Иоханан. Телом. Но душа моя изранена и истомлена. Какое-то время назад мне удалось забыться в государственных делах и в семейных заботах. Но последний год измотал меня. Я чувствую, что больше так не могу. Я обязан им открыться.
– Прекрасно. Но зачем же таким жестоким способом?
– Потому что другого они не заслуживают! – Иосиф ударил кулаками по столу. – И потому что я до сих пор не знаю, как себя с ними вести. Я измучился... Неужели ты не видишь? – лицо Иосифа приняло до того жалобное выражениек, что старый управляющий растрогался.
– Да, господин. Сложная у Вас задача. Но Бог, которому Вы поклоняетесь, обязательно поможет Вам.
– Он всегда помогает мне. Без Него я не смог бы жить. Но осуществить Его замысел придется мне! Я обязан не только открыться им, но и помочь. Это мой долг. Бог послал их мне, а меня – им. Когда-то я считал, что наши пути навеки разошлись, но ошибся. Господь снова соединил их! И если я ничего не сделаю, то постепенно сойду с ума, так как Бог останется недоволен мной. Но нужно сделать только то, чего хочет Бог. Никакой самодеятельности! Потому что лично я предпочел бы ничего этого не предпринимать. Моя жизнь давно налажена. Я достиг всего, о чем только может мечтать человек!
– Что правда, то правда, – вздохнул управляющий.
– Впрочем, достиг не я, но Бог поставил меня. Поэтому я в долгу перед своей семьей. Сейчас в Ханаане голод. А там мой отец. Тот, кого я люблю больше всех на свете. Теперь ты понимаешь? Но, чтобы открыться моим братьям, я должен переступить через самого себя. В этом вся проблема. Я не знаю, как это сделать. И потому ищу вспомогательные средства. Это большое испытание в моей жизни. Вероятно, даже самое большое. Не знаю. Сегодня за обедом мне было очень трудно совладать с собой и казаться невозмутимым. Я чуть не потерял сознание. Я намеревался открыться им сегодня. Пригласить их на интимную беседу. Но не смог. Возможно, в гневе мой язык развяжется и я, наконец, скажу им, кто я есть.
Лунный свет серебрит неясные очертания внутреннего дворика и кладет свои замысловатые узоры на пол и гладкие стены, а также на Иосифа, неподвижно сидящего в углу на низкой скамье. Он нарочно спрятался сюда, чтобы побыть одному и набраться сид для предстоящего дня. Нет никакого смысла возвращаться к прошлому, к событиям давно минувших дней. Все уже давно передумано и выстрадано. Вот они, эти причудливые тени деревьев, что каждый раз заново рисуют свои черно-белые картины на стене! Не надо придавать им значения и поддаваться на их уловки. Пусть они остаются одиноки в своем сиротливом призвании.
Прощение очищает и облагораживает душу, но как невероятно трудно иногда сказать: «Я прощаю тебя». И еще труднее, чтобы простило сердце.
Татьяна Осокина,
Буэнос-Айрес, Аргентина
Как велика любовь Господня!
Как высока и глубока!
Со всеми нами Он сегодня!
Простерта вновь Его рука! e-mail автора:tatosso@gmail.com
Прочитано 2971 раз. Голосов 3. Средняя оценка: 3.67
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
Интересно читать спасибо. Комментарий автора: Благодарность Вам, брат Сева!
Вячeслaв Сeбeлeв
2009-10-28 21:04:55
Судьбa Иосифa дeйствитeльно нeвeроятнa и рaскрывaeт всeмогущeство Богa, из рaбa в цaри это тожe очeнь большоe чудо. Блaгословлeний! Комментарий автора: Спасибо, Вячеслав! Но и став правителем, Иосиф остался таким же простым и честным, каким был в рабах. Знаете, подобная честность дороже золота!
ПОНИМАНИЕ - Олег Хуснутдинов Распахните крылья Духа вашего! Не бойтесь житейского тяготения! Мечтайте и облака желаний прольются золотистым дождем ожидаемой радости!
Коллектор - Иван Борисов Рассказ-аллегория написан, исходя из проповедей моего пастора.
Написан он от первого лица, чтобы читатель мог поставить себя на место действующего лица. Также, на протяжении всего сюжета не произносилось ни одного слова. Это прообраз того, что грех начинается с мысли.
